Сколько волков, Федот Титович, убил ты за свою жизнь? — спросил я нашего всеми уважаемого волчатника.
— А кто его знает, не считал, — немного подумав, ответил Федот Титович Меньшенин.
— Все говорят, что больше сотни, — возразил я.
— Мало ли люди наболтают…
Никак не могу вызвать я на беседу старого охотника. Мне было известно, что Федот Титович не любит делиться своими охотничьими успехами.
За годы войны в наших лесах столько развелось волков, что по селам даже днем бегали.
Федот Титович каждую зиму шил в лесу, у него три промысловых избушки устроено в разных местах.
За последние пять лет охоты, как я узнал потом от его жены, никаких особых приключений с ним не было.
— Поставит ловушки, попадет зверь, догонит его, добьет палкой, шкуру снимет и все, — говорила мне Софья Васильевна, жена охотника, женщина вежливая, обходительная. — А вот с последним волком, с Хромоногим, трудов много у муша было.
— С каким это Хромоногим? — заинтересовался я.
— Так он прозвал последнего волка. Охотился на белку в бору, на речке Шипелке. Вдруг козел на него бежит. Не успел Федот выстрелить, как из мелкого сосняка за козлом выскочил волк, совсем близко. Федот убил того волка, — оказалась волчица. Пошел дальше и видит, что волчица не одна охотилась: самец лежал в засаде на козла.
Ночью Федот слышал, как «вдовец» выл. Поставил капкан, на третью ночь в него попался волк.
Пошел муж посмотреть, видит — в капкане осталась только волчья лапа. Ночью ударил буран. Два дня нельзя было глаз показать из избушки. Когда буран утих, Титыч пошел искать след. Нигде не нашел даже царапинки: все замело.
Уше в марте по последней пороше обнаружил верст за двадцать, по левую сторону реки следы: хромой правой передней только снег задевает.
— Ага, проходил хромоногий.
Вскипел самовар. Софья Васильевна усадила меня за стол. От Меньшениных не уйдешь без угощения. Чай обязателен, так как хозяйка чай сама пьет три раза в день и считает чай самой вкусной пищей. Чай она пьет всегда с ягодами: брусникой, клюквой, а то и с черемухой.
Мне хотелось подробнее узнать о судьбе Хромоногого.
— Поймал он волка?
— Наступило лето. Косили сено, заготовляли дрова. Волков не слышно было. А осенью на выселке Каменевке начали теряться овечки, но все грешили на собак. Когда выпал снег. Федот узнал: Хромоногий около выселки кормился.
Прожил месяц на выселке Титыч, пришел домой и говорит мне:
— Знать, Соня, из-за Хромоногого мне придется нынче по миру с сумой ходить.
— Что так? — говорю я.
— Хитрый, обходит мои ловушки.
— Брось его. Лови мелких зверьков да лис.
— Нельзя мне старого знакомца бросить: перехитрить нужно. Это последний волк в наших лесах.
— Отдохнул Федот, — продолжала Софья Васильевна, — пошел опять на выселку. Вернулся через две недели, радостный, шкура в мешке.
— Готовь баню, Соня, — говорит мне. — Хромоногий в мешке. Козла зарезал. Видимо, в буран подполз к козлу на лежке. Версты две ушел с капканом.
Софья Васильевна встала из-за стола, пошла в горницу, вернулась в руке с волчьей лапой.
— Вот смотрите, левую-то лапу отрезал на память о последнем волке, на столе у него лежит.
Я взял лапу, она высохла, но видно, что лапа матерого старика.
На другой раз, встретившись с Федотом Титовичем, я спросил его об охоте на Хромоногого.
— Был такой. А вот уж пять лет не слышно в наших краях хищников. Последний был.
Больше не прибавил ни слова. А мне хотелось самого волчатника послушать.
— Как капканы ставить, Федот Титович, расскажешь? — настаивал я.
— Поедем завтра.
На другой день он заехал за мной и чуть меня не заморозил: все учил, как ловушки на лис ставить.
Когда мы возвращались домой, Титыч спросил меня:
— Видел? Аккуратность нужна.